Современная российская политическая система имеет своим основанием фигуру своего основателя – Владимира Путина. Его высокая популярность, материализованная в президентском рейтинге, придает этой системе высокую степень стабильности, что особенно актуально в условиях дефицита доверия к другим институтам власти и политики.

Ни правительство, ни парламент, ни суды, ни партии не могут сравниться по уровню авторитета с главой государства. Это связано с известным феноменом «хорошего царя и плохих бояр», когда россияне склоны переложить ответственность за свои проблемы на одного человека, а не на слабые и (или) коррумпированные структуры.

Нет оснований сомневаться в том, что если бы Путин принял решение баллотироваться на третий срок, то он победил бы в 2008 году уже в первом туре. Кроме высокой популярности президента, это связано с рядом обстоятельств:

- с невысоким уровнем уважения россиян к «духу» демократии, которому противоречат подобные изменения правил ы на ходу. «Небольшая правка» Конституции в этой ситуации была бы воспринята абсолютно спокойно, особенно если б она сопровождалась пиаровской кампанией под условным лозунгом «Коней на переправе не меняют». При том, что демократическая форма в этой ситуации была бы соблюдена;

- с нежеланием большей части элит отказываться от нынешней относительной стабильности, с опасениями усиления клановой борьбы, очередного передела собственности и ревизии политико-экономического курса в случае прихода новой фигуры;

- с высоким уровнем «управляемости» выборов, доминированием власти в административной и информационной сферах.

Однако на сегодняшний день данный вариант, несмотря на все перечисленные аргументы, является маргинальным. Это связано со следующими обстоятельствами:

- Путин не хочет становиться «российским Лукашенко». Он привык к тому, что Россия при нем стала «закономерным» ом «большой восьмерки», и не хочет ставить этот статус под сомнение.

Россия при Путине (равно как и при Ельцине) может активно взаимодействовать из прагматических соображений с любыми «изгоями» - от Каримова до Ким Чен Ира, но не хочет вставать с ними с один ряд;

- Путин – в значительной мере «человек миссии», который не хочет, чтобы созданный им режим полностью зависел от личной судьбы одного человека. Его задача – создать стабильный политический режим, который успешно функционировал бы в течение длительного времени (напрашивается аналогия со Столыпиным, мечтавшим о двух десятилетиях стабильности для модернизации России);

- существует понимание того, что любой, даже самый популярный режим переживает период «мого износа», если не подвергается обновлению и, опять-таки, замыкается на одной фигуре, к тому же лишенной сакральности в ее «царском» варианте (позитивное отношение к Путину основано, прежде всего, на рациональных соображениях – при нем государство стало выполнять свои социальные обязательства, повысился его международный авторитет).

Таким образом, в 2008 году, если не случится чего-либо экстраординарного, в России будет избран новый президент. Обстоятельства, связанные с этим событием, и представляют собой проблемы-2008, которая по своему содержанию выходит за рамки определения фамилии преемника и включает в себя:

- решение вопроса о сфере дальнейшей деятельности Владимира Путина, который, как все понимают, не собирается подобно римскому Диоклетиану и российскому Ельцину удалиться на покой, «сажать капусту»;

- выбор кандидатуры преемника, что является прерогативой действующего президента, которой он не намерен делиться с элитой;

- создание механизма «диархии», то есть сосуществования бывшего (но не ушедшего из политики и сохранившего властные рычаги) и нового главы государства.

Вопрос о формате ухода Владимира Путина представляется крайне непростым. Вариант с премьерством и парламентской республикой надо оставить как крайне невыгодный для президента. Действительно, в этом случае Путин оказывался бы в зависимости от парламента, которому принадлежит право вынесения вотума недоверия правительству. Какими бы ни были лояльными депутаты, их амбиции неизбежно со временем вырастут.

Кроме того, премьер все равно оказывается встроенным в иерархическую систему, во главе которой находится президент и оказывается (пусть даже формально) его подчиненным – представить же себе ликвидацию института президентства в России просто невозможно. Наконец, правительство традиционно отвечает за непопулярные социально-экономические вопросы, количество которых не уменьшится и после 2008 года. Популярность премьера в связи с этим может быть подвергнута серьезным испытаниям – особенно если он будет занимать свой пост в течение длительного времени.

Более вероятным выглядит приход Путина в «Газпром» - крупнейшую российскую компанию. Формальным возражением против этой версии может служить недавнее заявление самого президента на пресс-конференции, когда он опроверг версию о том, что после ухода со своего поста займется предпринимательством. Но вспомним, что в «Газпроме» есть два ключевых поста – председателя правления (Миллер) и председателя совета директоров (Медведев).

Последний пост формально не относится к числу предпринимательских. Отметим в связи с этим два прецедента. Во-первых, приход Шредера на должность председателя наблюдательного совета компании, которая будет заниматься строительством Североевропейского газопровода. Во-вторых, существование в РАО «ЕЭС России» должности председателя совета директоров на постоянной основе, то есть не совмещенной с постом на госслужбе.

Возможен приход Путина на пост главы партии «Единая Россия» (этот вариант, в принципе, не противоречит «газпромовскому»). Однако для этого партия должна показать свою дееспособность, стать не просто «функцией от президента», а автономной структурой, способной выдвигать инициативы и реализовывать их (причем в рамках общей лояльности власти, что всегда трудно, так как создает проблему Сциллы сервильности и Харибды «отвязанности»).

На сегодняшний момент вопрос о ее будущем – станет ли она аналогом Институционно-революционной партии в Мексике 40-90-х годов или же будет выполнять лишь инструментальную функцию – остается открытым. При этом существует предел преференциям, которые Кремль готов сейчас предоставить партии – так, «партийное правительство» в их перечень не входит.

Существует и вариант перехода Путина на пост президента Союзного государства России и Белоруссии. Однако в этом варианте больше вопросов, чем ответов – позиция Лукашенко, который хотел бы сохранить свою власть в Белоруссии, неясность статуса этого поста в системе международных отношений (понятно, что Путин не хотел бы быть чиновником лишь немного более высокого ранга, чем нынешний Пал Палыч Бородин), риски, связанные с действиями белорусской оппозиции, которая рассматривает этот сценарий как вариант «аншлюса».

Что касается кандидатуры преемника, то на сегодняшний день главная проблема состоит в отсутствии консенсусной фигуры. В условиях клановой структуры путинского окружения таковая просто невозможна. Соответственно выбор любой кандидатуры создает целый ряд проблем, а именно:

- возможность очередного передела собственности и властных ресурсов после прихода к власти нового президента. Международный опыт «преемничества» свидетельствует о том, что любой преемник, даже «альтер эго» своего предшественника, неизбежно осуществляет существенные кадровые перестановки.

В российском варианте это, скорее, будет замена ряда чиновников администрации президента. Вспомним начало 2000 года, когда такие тогда еще мало кому известные люди, как Медведев, Сечин, Виктор Иванов уже в первые дни января заняли ключевые посты в АП (тогда как «силовые» министры были заменены только спустя год, а «своего» премьера Путин назначил лишь в 2004 году). Нынешняя ситуация отличается тем, что ключевые бюрократические фигуры непосредственно связаны с крупными компаниями (схема «государственной олигархии» - достаточно вспомнить известные группы «Газпрома» и «Роснефти»);

- возможность ы против уже согласованной кандидатуры представителей проавших группировок. В этой ситуации возникает вопрос о том, насколько президент сможет использовать свою арбитражную функцию (при том, что он сам выйдет на финишную прямую своего второго срока, что может создать известный в американской политической практике эффект «хромой утки»);

- кроме того, в любом случае (даже если представить себе, что консенсусная фигура чудом найдена) остается необходимость выбора кандидатуры, которая сочетала бы полную лояльность действующему президенту и качества (хотя бы потенциальные) ого политика. Автоматической передачи рейтинга в России не существует, поэтому преемник может получить от своего предшественника лишь основу для собственного рейтинга (голоса стопроцентно пропрезидентских избирателей). За симпатии остальных придется бороться, мобилизуя максимум ресурсов.

Именно последний аргумент может объяснить столь активное и жесткое противодействие власти любым оппозиционным фигурам, которые способны мобилизовать электую (Рогозин) или элитную (Касьянов) поддержку. Дело в том, что они претендуют на роль контов не Путина, а его преемника, рейтинг которого на сегодняшний день сопоставим с их электыми показателями. Отсюда и стремление Кремля минимизировать политические риски, связанные с процессом передачи власти.

Сейчас наиболее вероятными кандидатурами в преемники считаются Дмитрий Медведев и Сер Иванов (именно в такой последовательности). Есть основания полагать, что Путин решил проверить возможности Медведева, «обкатать» его на таком стратегически важном и пиаровски выгодном направлении, как национальные проекты, связанные с частичной реализацией растущих ожиданий населения в социальной сфере (реакция на известный политологический «закон Токвиля», гласящий, что эти ожидания растут в период политико-экономической стабилизации).

Из сугубо аппаратной Медведев становится о-политической фигурой. Как потенциальный кандидат Медведев может отвечать ожиданиям тех электых групп, которые настроены более модернизаторски и хотели бы видеть в Кремле политика, чьи позиции соответствовали бы умонастроениям «поколения 90-х», сформировавшегося в период рыночной экономики.

В случае если Медведев не «потянет», возрастают шансы Сер Иванова, которого можно считать «запасным кандидатом». Иванов сейчас куда более известен потенциальным избирателям, причем его появление в СМИ часто встречает позитивные оценки у традиционалистски настроенных россиян (в связи с тем, что министр обороны позиционирует себя как последовательный государственник). Однако у него есть и существенные проблемы, неразрывно связанные с критикой в адрес вооруженных сил – в связи как с противоречивым ходом военной реформы, так и с «дедовщиной», наиболее одиозные проявления которой время от времени становятся предметом внимания СМИ (вспомним получившее значительный резонанс в СМИ и обществе в целом «дело Сычева»).

Менее вероятны другие варианты, также называемые в СМИ (Борис Грызлов, Дмитрий Козак и др.). Однако нельзя исключить и неожиданного кадрового решения, которые свойственны Путину. Но надо учесть, что оптимальной «площадкой» для преемника является пост премьера, который сразу же делает его закономерным будущим президентом в глазах как элиты, так и населения (при этом непродолжительный срок пребывания в должности должен «уберечь» кандидата от падения популярности). Более того, «обкатка» преемника может состояться уже на парламентских выборах 2007 года, где будут проверены его электые возможности. А раз так, то решение вопроса о преемнике может относиться уже к концу 2006 – началу 2007 года.

Вопрос о взаимоотношениях между предшественником и преемником известен по китайской практике (с учетом крайне разнообразного опыта Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя). Впрочем, модель, принятая в Китае, существенно отличается от российской – в ней укоренен олигархический принцип (в классическом понимании этого слова – «власть немногих» - а не в российском, предусматривающем влияние бизнеса на государственную власть и политику) и существует широкая элитная коалиция. Именно в рамках этой коалиции (включающей в себя представителей региональных кланов, военных и гражданских чиновников) можно было достаточно эффективно реализовывать схемы преемничества. Однако и в Китае «диархия» сталкивалась с серьезными проблемами.

Профессор Калифорнийского университета Ловелл Диттмер выделяет три структурные слабости «диархии» китайского образца. Во-первых, она сдерживает радикальные реформы, поскольку преемник действует с оглядкой на предшественника. Впрочем, с точки зрения большей части элиты – как китайской, так и российской – это скорее плюс, чем минус. В любом случае, в основных чертах преемник будет продолжателем дела предшественника (особенно если учесть, что Путин является и основателем нынешнего политического режима). Степень «отклонений» будет в большей степени связана с характером вызовов, перед которыми окажется новый президент, чем с персональными чертами его характера. Разумеется, речь здесь идет о принципиальных вопросах государственного масштаба, а не о часто весьма значимых проблемах, связанных с переделом сфер влияния (см. выше).

Во-вторых, эта схема уязвима в случае чрезвычайных обстоятельств, когда возникает вопрос о том, кто принимает окончательное решение. В российском случае значение этой проблемы может существенно вырасти в том случае, если изменится конъюнктура мировых цен на энергоносители, и власти в условиях до сих пор слабо диверсифицированной экономики придется решать куда более сложные социально-экономические и политические задачи, чем сейчас.

В-третьих, схема уязвима в случае обострения отношений между двумя центрами власти - может быть заново открыт вопрос о наследовании власти. В России этом отношении ситуация носит еще более сложный характер, чем в Китае:

- отметим негативный опыт существования несколько иной формы «диархии» - института вице-президентства как в СССР, так и в России. В обоих случаях казавшийся полностью лояльным «человек номер два» становился не просто оппонентом, но и врагом президента. В то же время следует заметить, что этот опыт приходился на переломные моменты в истории страны, когда вероятность конфликтных ситуаций была куда большей, чем сейчас;

- в России преемник избирается на всенародных выборах – в отличие от Китая, где все чиновники избираются на непрямых выборах и, следовательно, куда более уязвимы и ограничены в своих действиях. Напомним, что Дэн Сяопин успешно сместил двух «преемников», выстуших в пользу чрезмерной, с его точки зрения, политической либерализации – Ху Яобана и Чжао Цзыяна. В России такой вариант кажется маловероятным;

- в Китае лидер уходил в отставку без планов возвращения (для Дэн Сяопина оно было невозможно в силу возраста). Путину в 2012 году будет всего 60 лет, что делает вполне возможным его возврат к власти (что вполне соответствует Конституции). Это усиливает вероятность конции.

Высокие риски, связанные с концией в рамках «диархии», стали одной из причин того, что в современном Китае произошел отказ от нее при сохранении элитной коалиции (в 2004 году Цзян Цзэминь покинул свой последний официальный пост председателя военного совета, что означает окончательную передачу власти новому лидеру Ху Цзиньтао). России, судя по всему, предстоит выработать собственный опыт «диархии», и от его успешности будет во многом зависеть вопрос о степени политических рисков для государства и общества.

Игорь Бунин, "Политком"